В гостях у Киселевой Лидии Михайловны, автора книги «Сквозь огонь и воду…»

  Кадеты Корпуса поздравили Киселеву Лидию Михайловну, дитя военного Сталинграда, труженика тыла, ветерана труда СССР, автора книги «Сквозь огонь и воду…» с 81-й годовщиной разгрома советскими войсками немецко-фашистских войск под Сталинградом.

– Я родилась в Сталинграде 96 лет назад, – вспоминает Лилия Михайловна.
 Мы все коренные сталинградцы: мой папа, его братья и сестры. Все жили близко – на Дар-горе. Когда началась война, мне было 14 лет, перешла в восьмой класс. 
Из моей семьи на фронт ушли 7 мужчин. Моего папу призвали 13 сентября 1941 года. На передовую не взяли, так как указательный палец правой руки у него плохо сгибался. Нашлась работа и для меня. На той же станции Ельшанка солдат грузили в вагоны, а я составляла списки фамилий. Один вагон – один перечень из 25 имен. В случае бомбежки командование сразу могло определить, кто именно и в какой части поезда погиб.
Рано утром я бежала на станцию, потом на учебу в школу №14, потом снова на станцию. Когда бегать домой сил не осталось, ночевала рядом со станцией, у папиных братьев.
Отец вернулся домой той же осенью, потом снова ушел на фронт. Из семерых солдат Литвиновых отличился каждый. Брали Кёнигсберг, Бухарест, дошли до Берлина. Домой вернулись пятеро. Один пропал без вести, но внесен в книгу памяти. Второй был танкистом, но сильно обгорел в боях близ Городища. Похоронен в братской могиле поселка Майского.

О наступлении фашистов мы знали. Сначала хотели спрятаться в завалинке дома, близ фундамента. Потом узнали, что немецкие танки сносят все строения, и принялись рыть окопы во дворе. Старший брат Николай нашел в земле крестик… Мать сразу осунулась – дурной это знак! Так и вышло… Дождавшись затишья между бомбежками, мой брат Николай Литвинов и соседские мальчишки (Николай Кабанов, Николай Желудков и Саша Филиппов) побежали в военкомат. Как и все, просились на фронт, но их не взяли. «Малы еще, – отрезал комиссар. – Подрастете, будете Берлин брать!». На обратном пути мой брат и погиб. Хотел спрыгнуть в колодец, но не успел: осколки бомбы вспороли ему живот. Минут пять он был в сознании, смотрел на нас, что-то бормотал, потом затих навсегда. Николая Желудкова и вовсе разорвало снарядами в клочья, а Филиппова повесили немцы…
Похоронив брата во дворе, у забора, мы побежали к станции Ельшанка. Домов уже не было, все прятались по окопам. Немцы, придя в город, вывели нас наружу и стали сортировать по двум группам. Я, мама и мой девятилетний брат Слава оказались на одной стороне, а папин брат и его сын Виктор – на другой. Судьба их неизвестна до сих пор…

Помню, что нас гнали куда-то одной большой колонной. Немец-конвоир шутки ради ткнул в мою тетю стволом ружья. Она дуло отпихнула, за что и была убита на месте… Когда стемнело, мы с мамой и младшим братом удачно сбежали: перемахнули через рельсы и укрылись в сторожке. С рассветом побрели дальше – в село Карповку. Сколько тут было беженцев в каждом доме!
Скоро и до Карповки добрались немцы, пригнали туда наших пленных, устроили концлагерь. От голода и холода я сильно заболела. Вскоре обессилила настолько, что не могла вставать, лежала без сознания по трое суток! Выжить нам помог пленный солдат из Москвы по имени Яков Иванович. «Если будут спрашивать, где ваши мужчины, говорите, что померли, – посоветовал он. – Если узнают, что они у вас на фронте, сразу расстреляют. А еще лучше сразу сообщайте, что больны. Немцы бояться заразы». Все нужные фразы Яков Иванович научил нас говорить на немецком. До войны в столице он преподавал этот язык в школе.
Лишь в декабре я окрепла и смогла выйти из землянки. На ноги меня поставила полусгнившая конина, которую моя мама выкапывала из-под снега… Первое страшное впечатление тех дней – гибель нашего пленного солдата. Он бежал от немца по улице, увидел окоп близ меня и прыгнул в него. Думал, фриц не заметит. А он заметил! Подбежал и расстрелял паренька в упор… Наверное, он и поныне там, в этой узкой своей могиле. Кто его оттуда вытащил?

1 декабря 1942 года случайно увидела на бревнах обгоревшего солдата. Он сидел, весь перебинтованный: только нос и губы торчали. Говорить не мог, лишь тихо мычал. Пригляделась и вдруг поняла: да ведь это наш Володька Литвинов, брат отца! Побежала к маме с радостными криками. «Подойди, спроси, вдруг это и вправду он?» – согласилась она. Я кинулась назад, к бревнам, а его уж нет… Потом, годы спустя, я сопоставила факты. Все сошлось! Погиб Володька 2 декабря 1942 года, под Карповкой. Обгорел в танке во время боев близ Городища…
Перед отступлением немцы всех пленных в Карповке расстреляли. Пытались и нас по окопам перебить – врывались с автоматами и давали очереди из автоматов. Мы остались чудом живы. Готовились держать дверь в землянку изнутри, но пришли наши. Радости не было предела!
Всех, кто выжил, сразу привлекли к работам – собирать окоченевшие трупы. Сколько их было! Ужас! Сначала носили на носилках, но их не хватало. Тогда мы с мамой начали таскать трупы руками, подхватывая под мышки. Сносили в одно место. Из трупов быстро выросла огромная гора! Солдаты стояли наверху, мы передавали им убитых… Жуткое зрелище! Всех похоронили в братской могиле пару дней спустя. Сейчас на том месте, в Радомском сквере, стоит памятник. На нем имен нет, но все они есть в Зале Воинской Славы на Мамаевом кургане.

Потом я восстанавливала родную школу и садик, ухаживала за ранеными в госпитале. Одного запомнила на всю жизнь – Гамидова Фатуллу из Азербайджана. 72 года спустя меня разыскал его сын. Свозил в Азербайджан, показал могилу отца и памятник ему. После Сталинградской битвы, подлечившись, Гамидов вновь отправился на фронт, был снова ранен, снова лечился и снова шел воевать. Все здоровье он отдал войне. Умер в рано, чуть за пятьдесят. 

После войны я окончила Астраханский морской рыбопромышленный техникум. Распределили меня на крайний север, в город Охотск. Проработала я там 40 лет! Когда вышла на пенсию, решила обосноваться в родном городе.